Попала в психушку из за парня. Людям, попавшим однажды на лечение в психиатрическую больницу, выйти оттуда будет очень трудно

Больные строгого режима

Об этих учреждениях не принято разговаривать в «приличном обществе». Люди, побывавшие там, живут с клеймом всю оставшуюся жизнь. «А что с них взять, они же психи» — распространенное мнение.

И мало кто задумывается о том, что значительная часть пациентов психбольниц и жителей психинтернатов не больны. Их туда упекли «заботливые» родственники, или же постаралась система органов опеки. Людей заочно, зачастую без веских оснований, особо не разбираясь, суд признает недееспособными, а значит, лишает права на свою собственную жизнь. Часто это влечет за собой потерю всего — жилья, детей, близких...

Даже у преступников есть надежда на нормальную жизнь после отбытия наказания. А у психических больных — практически нет. Вытащить их из цепких лап отечественной психиатрии может только чудо. И такие чудеса случаются, но крайне редко.

Вот типичная история с нетипичным исходом. Выпускница детского дома Олеся Б. (фамилию указывать не будем, дабы не осложнять девушке дальнейшую жизнь. — «МК» ) оказалась в психоневрологическом интернате (ПНИ).

Для начала стоит, пожалуй, пояснить, что такое ПНИ. Это самый настоящий режимный объект (хотя юридически таковым не является): бетонный забор, строжайший пропускной режим. Обитатели интерната могут встречаться со своими посетителями (друзьями и родственниками) только в специальной крошечной комнатке для свиданий и под присмотром персонала. Будет свидание или нет — решает только лечащий врач-психиатр. Выход за территорию учреждения осуществляется тоже строго по разрешению администрации психинтерната. Есть специальный карцер для провинившихся. Все как в тюрьме? Причем в тюрьме с пожизненным содержанием.

Вот туда и попала Олеся сразу после того, как ей исполнилось 18 лет. А все потому, что в личном деле у нее стоял детдомовский психиатрический диагноз — умственная отсталость, шизофрения. Возиться с тем, чтобы восстанавливать права девушки на жилье (мать-алкоголичка живет в Серпухове), сотрудникам коломенского детского дома было совсем недосуг. Олесю заверили, что в ПНИ ей будет лучше, там она заживет «на всем готовом» — проживание, питание, одежда, получит какую-нибудь специальность и сможет выйти из него по первому своему желанию.

Однако на деле все оказалось совсем не так. Вместо обучения специальности Олесю заочно, без ее ведома, в нарушение всех правил, через суд признали недееспособной. О том, что она теперь абсолютно бесправная, девушка узнала вообще только через несколько месяцев, когда попросила администрацию помочь ей устроиться на работу. Ей ответили, что это невозможно — с таким штампом в паспорте на работу не берут.

Но Олесе очень повезло. Ее молодой человек Михаил не оставил подругу в беде. Он обратился в Гражданскую комиссию по правам человека. Там тут же взялись помочь.

— Как выяснилось из материалов дела, — рассказывает президент Гражданской комиссии по правам человека Татьяна Мальчикова, — девушка была лишена дееспособности 8 августа 2013 года Коломенским городском судом в течение десяти минут. Ни о самом процессе, ни о судебном заседании Олеся ничего не знала, что полностью нарушает постановление Конституционного суда, согласно которому человек, в отношении которого рассматривается подобное дело, должен присутствовать на процессе, приводить доказательства в свою защиту и так далее. Более того, психиатрическая экспертиза, лежащая в основе судебного решения, проводилась также в ее отсутствие. То есть психиатры написали экспертное заключение о том, что Олеся не может понимать значение своих действий и руководить ими, даже не видя ее саму, не задав ей ни единого вопроса. Они рассматривали лишь бумаги, которые были в ее деле.

К сожалению, случай Олеси Б. вполне типичный для российской действительности. И мало кому удается выбраться из психушки.

— Я несколько лет занимаюсь проблемами защиты прав людей в области психиатрии, — говорит Мальчикова. — Видела не один психинтернат и психбольницу. Очень много в них живет таких же сирот, как Олеся. Ведь детские дома не скупятся на психиатрические диагнозы. Ребенком из семьи, где мама и папа пьют или наркотики употребляют, как правило, никто не занимался, читать-писать не учил, моторику и прочие навыки не развивал. И вот ему в сиротском учреждении с ходу ставят диагноз «олигофрения, отставание в развитии». Таким детям практически прямая дорога в психинтернат.

Дальше события развивались как в детективном романе. Как только администрация интерната узнала о том, что Олеся предпринимает попытки отстоять свои права, ей тут же «перекрыли кислород»: запретили пускать к ней посетителей, отобрали телефон и т.п. Но мир не без добрых людей.

Совместными усилиями удалось подать апелляционную жалобу. По закону, если она подана, решение обжалуется и считается не вступившим в силу. Значит, Олеся еще остается свободным, дееспособным человеком. Однако это мало заботит администрацию ПНИ. Девушку переводят на «лечение» в психбольницу. (Чтобы было понятно — в интернате не лечат, а лишь содержат и присматривают за больными. В психбольницы же их отправляют в период обострения болезни — для лечения.)

— Там Олесю обработали психотропными препаратами до такого состояния, что она стала мало что понимать и уж точно ничего не хотеть, — рассказывает Татьяна. — Путем долгих переговоров нам удалось добиться права посетить Олесю. Наш юрист, который видел девушку в том состоянии, когда ее «лечили», и после, уже в нормальном состоянии, до сих пор не может осознать, что это был один и тот же человек. И все-таки удалось главное — Олеся подписала доверенность на право представлять ее интересы в суде. Нам удалось получить разрешение, чтобы девушку привезли в суд на слушание ее дела. Было много препон, но в результате мы добились практически невозможного — Олесе вернули дееспособность. Это редчайший случай. Ибо в нашей судебной системе четко налажен конвейер по лишению дееспособности. Как правило, один день в неделю выделен у какого-нибудь судьи на психиатрические дела. К этому дню ему готовят из ПНИ и психбольниц внушительную стопку дел, которые он зачастую просто штампует. Согласно официальной статистике, 96% судебных дел по лишению граждан дееспособности разрешаются в сторону признания человека недееспособным.

Вот, например, данные за 2012 год: в Московской области районными судами было рассмотрено 2147 дел о недобровольной госпитализации в психиатрическую больницу, по 2132 из которых было вынесено положительное решение. При этом апелляцию в вышестоящие инстанции подали только четыре человека. И все четыре решения были оставлены в силе. Кроме того, за 2012 год районными судами Подмосковья было рассмотрено 884 дела о лишении граждан дееспособности, по 849 из которых суд согласился с доводами врачей и принял положительное решение. При этом в апелляционном порядке было рассмотрено всего лишь 9 дел, по одному из которых решение было отменено.

Попасть в психбольницу может любой

— Как правило, помещение человека в психбольницу проходит с нарушением всех законов, — рассказывает Татьяна. — Кроме шуток — любой человек сегодня может легко попасть туда. Вполне достаточно того, чтобы родственники или соседи позвонили в «скорую помощь» и показали, что вы, допустим, угрожаете своей или их жизни. Или неадекватно себя ведете: забываете выключить газ, пропадаете на несколько дней, бродяжничаете, да что угодно! А если ваш недоброжелатель очень серьезно настроен и предварительно пару раз сходил и пожаловался на вас участковому, заявление оставил — считай, дело в шляпе. Приедет «скорая», которая попытается увезти вас, не спрашивая согласия. Естественно, вы будете сопротивляться, звать на помощь и пытаться отстоять свои права. Врач тут же напишет в карточке «пациент буйный», доставит в больницу и назначит психотропные лекарства. А дальше ваше личное дело о принудительной госпитализации попадет к судье. И тот, в свою очередь, одобрит принудительное лечение. Людям, которые ничего не знают о своих правах, вообще нереально что-либо сделать в такой ситуации. И хотя такой порядок действий абсолютно незаконный, именно по такой схеме люди чаще всего и оказываются в ПНИ. Как больные, так и вполне здоровые.

— А как должно быть по закону?

— По закону вас обязаны спросить, хотите ли вы, чтобы вас осмотрел врач-психиатр. И вы можете сказать — нет, не хочу. Затем человек, которому вы лично чем-то мешаете, или органы опеки и попечительства, психбольницы или ПНИ (если речь об одиноких стариках или выпускниках детских домов) должны в суде убедить всех, что вы непременно нуждаетесь в осмотре психиатром. Вы же имеете полное право возражать, приводить свои доводы и т.д. И если служители Фемиды все же вынесут решение не в вашу пользу, то только тогда придется пойти на психиатрическое освидетельствование.

Дееспособность — это ключевое слово для всех, кто так или иначе столкнулся с психиатрией. Говоря по-простому — это право на свою жизнь, ответственность за свои решения, за свои поступки, за свою собственность. Лиши кого-то дееспособности — и его жизнь больше не принадлежит ему. Теперь она в руках другого человека — опекуна. Это полезно для тех, кто действительно потерял связь с реальностью, нуждаются в защите, часто от себя самого. Но нередко этот путь используют в корыстных целях.

— Бывает, дети лишают дееспособности своих престарелых родителей. Иногда этим грешат и органы социальной службы — одинокие старики вообще в этом смысле самая опасная категория. Да и сами врачи порой не брезгуют поучаствовать в отъеме собственности своих подопечных. Благодаря нашим действиям, например, удалось привлечь к уголовной ответственности аж четырех психиатров из Екатеринбурга. Все четверо трудились в одном интернате и сначала лишали своих подопечных дееспособности, а потом и жилья. Слава богу, в том случае справедливость восторжествовала. Но сколько еще подобных неизвестных драм и трагедий! Я часто бываю в ПНИ и вижу там много пенсионеров. Многие из них даже и не подозревают, что, переступив порог интерната, они уже никогда не окажутся у себя дома...

«Любящая» дочь и бесправная мать

Лидия Ивановна Валакирева вместе с дочерью была прописана в трехкомнатной квартире в самом центре Москвы, в знаменитых переулках Арбата. Дочь вышла замуж и переехала к мужу. И уговорила мать сдать квартиру. Она объяснила это просто — и матери прибавка к пенсии, и ее молодой семье материальная опора. Дочь сняла для Лидии Ивановны скромную квартирку в Московской области, причем платила за нее пенсионерка из своего кармана. Через некоторое время ей стало не хватать денег, да к тому же она очень скучала в чужом, незнакомом городе. В итоге она решила все-таки перебраться жить обратно в свою квартиру. Дочь была страшно недовольна, однако пенсионерка настояла на своем.

И тогда дочка нашла выход из этой ситуации: подала заявление в суд. И, несмотря на то что Лидия Ивановна долгие годы жила самостоятельно, сама себя обеспечивала и, кроме этого, имея диагноз «диабет», всегда своевременно делала сама себе уколы инсулина, дочь убедила суд признать пенсионерку недееспособной. Ни сама Валакирева, ни ее представители не только не присутствовали на этом судебном заседании, они даже ничего не знали о нем. После этого Валакиреву принудительно поместили в психиатрическую больницу, где к ней, инвалиду, страдающей тяжелой формой диабета, применяли сильнодействующие психотропные вещества.

В апреле 2009 года решение суда о признании Валакиревой недееспособной было отменено судом как незаконное. Дело в том, что вступило в силу постановление Конституционного суда РФ о том, что на всех психиатрических делах в зале суда должны присутствовать те, в отношении кого рассматривается дело. Но несмотря на это Лидию Ивановну продолжали держать в психоневрологическом интернате, применять к ней психиатрическое лечение и даже не сообщили женщине, что она в принципе может быть абсолютно свободна и хоть завтра идти домой. Ни ей самой, ни ее подругам, которые как могли бились за судьбу Лидии Ивановны, это было неизвестно.

Лишь через два года знакомым Валакиревой все же удалось оспорить ее недееспособность в суде. Каково же было удивление адвоката, когда ему дали ознакомиться с делом и он увидел, что его подзащитная продолжает находиться в ПНИ столько лет безосновательно. При этом Лидию Ивановну привезли на заседание в сопровождении персонала психоневрологического интерната, как настоящую душевнобольную.

Подруги Лидии Ивановны тут же забрали ее домой. Женщина не могла поверить своему счастью. Она даже отказалась ехать в ПНИ забирать свои скромные пожитки. Более того, дабы больше никогда не видеть психиатров, она отказалась подавать иск на врачей о незаконном удержании.

Однако «любящая» дочь пускать мать в их общую квартиру не собиралась. Она... возбудила новое дело о признании Валакиревой недееспособной. Правда, на сей раз суд не удовлетворил иск. Но в свое жилье Лидия Ивановна так и не может вернуться. Вот уже несколько лет она пытается законным образом, через суд получить право жить в своей квартире на Арбате или разменять ее и разъехаться с дочерью. Пока безрезультатно. Замки в квартиру поменяны, а судебные процессы все идут и идут. И женщине с диагнозом “шизофрения” мало кто верит.

Живет пенсионерка в общежитии, устроилась на работу вахтером.

Два часа на разрушение жизни

В среднем на одну психиатрическую экспертизу (если она вообще проводится) затрачивается 2 часа 19 минут. В этот временной отрезок решаются судьбы. Иногда эти решения приводят к изоляции людей на долгие годы. Поражают региональные различия в судебно-психиатрических заключениях. Например, в одних субъектах РФ среди всех испытуемых вменяемыми признаются 8-9%, в других — до 75%. Шизофрениками объявляются в одних регионах менее 2% обследуемых, в других — до 80%. Да сами врачи в частных беседах признают, что оценка психоэмоционального состояния — дело крайне необъективное.

— Слышали такой анекдот, очень популярный: «В психиатрии важно, кто первый надел белый халат», — грустно улыбается Татьяна Мальчикова. — Неоспоримых биологических маркеров присутствия сумасшествия до сих пор не нашли. То, что пациентов психбольниц абсолютно не обследуют на какие-то другие отклонения, доподлинно известно. А ведь расстройство психики может произойти из-за гормональных сбоев. Из-за интоксикации организма (когда печень не работает, к примеру) вполне могут появляться и галлюцинации. Причин временного помешательства может быть много. Спросите у любого врача, и он вам подтвердит, что большинство препаратов, подавляющих психику, — наркотики. Олесю, например, жених после ПНИ отдал под наблюдение врача, который помог девушке забыть о таблетках, постепенно снижая дозу. Но не у всех есть такие заботливые и грамотные родственники. Мы в своем фонде часто получаем такого рода письма. Вот вам самое свежее. В конце июля этого года к нам обратилась женщина с просьбой помочь ее сыну.

С разрешения женщины мы публикуем это письмо.

«Мой сын Петр (1976 года рождения) впервые попал в психиатрическую больницу в 1997 году. В 1994 году у него была сильная травма головы, из-за чего иногда возникали головные боли, однако признаков сумасшествия у Пети не было.

Какое-то время его лечил терапевт от головных болей. Безрезультатно. Невролог направил сына к психиатру. Так он и попал в психбольницу. Ему тут же выписали психотропные, такие как азалептин, галоперидол, аминазин и т.д. Через какое-то время после приема этих препаратов появились признаки сумасшествия: он стал слышать какие-то голоса, стал неудержим эмоционально, взрывался по поводу и без. Мне говорили — потерпите, все пройдет.

И из года в год повышали дозу. Но легче не становилось. Мой сын перестал быть похожим на человека и превратился в какого-то зомби. Несколько раз Петя пытался покончить жизнь самоубийством. Выбрасывался из окна квартиры на четвертом этаже, после чего был весь переломан.

Очень долго можно рассказывать, в кого превратили за 17 лет психиатрического лечения эти псевдоврачи моего сына. До того как он начал принимать психотропные препараты, Петя был хороший, жизнерадостный, полезный для общества человек. Он встречался с девушкой, учился в институте.

На сегодняшний день большую часть времени он проводит в психиатрической больнице. Что уж там за лечение, я не знаю. Я простая женщина, всю жизнь работаю на заводе у нас в Саратове, вырастила его одна и в психиатрии ничего не понимаю. Может, так надо, что иногда моего сына в этой больнице заковывают в наручники. Он так мне объясняет ужасные ссадины и опухшие от гематом запястья. Кормят там ужасно, гулять на улицу не выпускают. Некоторые больные проводят в палате по полгода, ни разу не выходя даже в коридор.

Бывали случаи, когда на теле сына было много синяков. Он рассказывал, что это после того, как санитары связывали его, якобы для успокоения.

Что мне делать, я не знаю! Ведь я точно понимаю, что моего сына в этих больницах не лечат, а калечат. Но я не врач и никак не могу помочь ему. Много раз я просила врачей помочь ему слезть с этих психотропных наркотиков. Умоляю их попробовать без них, хотя бы какое-то время. Но они не слушают, а заставляют меня покупать сыну всё новые таблетки. Это какой-то замкнутый круг».

— Причина случившегося — это то, что при поступлении в психиатрическую больницу никто из врачей не удосужился вспомнить про принцип добровольного информированного согласия, — считает Татьяна Мальцева. — Никто не рассказал ни матери, ни сыну о возможных последствиях приема психотропных препаратов, не поинтересовался причинами болезни. И уж, конечно, никто не проинформировал о возможных побочных эффектах и альтернативах и не предложил женщине и ее сыну выбор. Психиатры решили все сами и за всех, а сейчас они списывают последствия психиатрического лечения на «течение болезни», в то время как дело обстоит ровным счетом наоборот.

СПРАВКА "МК"

Ежегодно в одной только Московской области через психиатрические стационары проходит около 3000 человек. Всего же по всей России более 400 психиатрических интернатов.

Шёл второй год самостоятельной борьбы с раком молочной железы, как значилось в

Моей медицинской карточке. Я перепробовала разные средства, и, в конце концов, из-за

Безденежья и безработицы остановилась на жестоком, но бесплатном методе – голодании.

Продержавшись на одной воде 44 дня, я решила прекратить экспериментировать над собой и

Стала потихоньку выходить из голодания. Но за долгое время не поступления в организм

Хоть каких-то питательных веществ, он сильно истощился, вплоть до мозга, поэтому

Попытался покончить с такой жизнью. Вечером в пятницу у меня спонтанно возникло чёткое

Понимание - я сегодня умру, потому что тело отвыкло употреблять пищу, и мои осторожные

Попытки всё вернуть на круги своя успехом не увенчаются.

Страх перед смертью у меня исчез в тот момент, когда я узнала из саентологии,

Что душа – то, что мы означаем словом Я – вечна, но было очень обидно, что не успела

Претворить в жизнь до победного конца планы относительно сына. Сказав дочери последние

Слова, я легла в постель и приготовилась умирать, как бы со стороны наблюдая и ощущая:

Всё медленнее стучит сердце и, в унисон ему, начиная с кончиков пальцев, холодеют ноги,

Затем леденеют руки. Когда холод дошёл до локтей рук, а стук сердца я уже не слышала и

Не ощущала, вдруг подумала: «А почему я так быстро сдаюсь? Если саентология утверждает,

Что тэтан, (то есть душа в терминах психологии и религии) всемогущ, то не испытать ли

Мне, как духовному существу, свою силу в данный конкретный момент, я ведь ничем не

Рискую в случае проигрыша, кроме смерти собственного тела?..» И я начала мысленно

Заставлять сердце опять заработать и в какой-то момент своих потуг услышала и ощутила,

Что оно, хоть и с трудом, но подчинилось, вслед за ним постепенно и медленно потеплели

Руки, а потом я не заметила, как провалилась в странный сон. Во время него мне чудился

Диалог Бога в виде старика с белой бородой и автора саентологии Хаббарда, речь шла обо

Мне с тем смыслом, что «надо бы дать ей ещё один шанс». Их беседа была лишь смутным

Фоном, сама я проносилась над множеством окрестностей, ярко раскрашенных цветами, может,

Это были кладбища, и я искала там местечко для себя?.. Но во всём этом присутствовали

Ещё очень необычные звуки – резкие, громкие, чёткие, которые я никак не могла

Идентифицировать.

Потом я открыла глаза, обнаружив себя в своей постели и осознав, что пока

Жива, но была на волосок от гибели. Вскоре появилась дочь: она, испугавшись событий

Вечера, сбежала к бабушке. Я попросила её вызвать скорую, понимая - без помощи врачей

Мне не обойтись. Через несколько часов медики приехали, прослушали лёгкие, измерили

Давление и, услышав, что голодаю я не по предписанию и под наблюдением врача, а сама по

Себе, вынесли вердикт:

Мы не можем везти Вас в больницу: давление у Вас в норме, легкие чистые, температуры

Нет, а если Вам плохо, как Вы рассказываете, вызовите участкового врача на дом, пусть

Он и решает, что делать.

Это было в субботу, в воскресенье, ещё раз провалившись в «странный сон»,

Я снова и снова просила дочь вызвать хоть какого-нибудь доктора, потому что понимала –

Долго не протяну. Она пугала меня словами свекрови: можно вызвать скорую только из

Психушки, а это, мол, клеймо на всю жизнь. Мне не хотелось попасть в это заведение, и я

Со страхом ждала понедельника, всё чаще впадая в забытьё. В муках прошёл воскресный день

И ночь на понедельник, а утром был вызван врач, которого мы так и не дождались. Видя,

Что дела совсем плохи, дочь позвонила в «страшную» психушку, и скорая оттуда приехала

Почти сразу. Очень долго ехали мы в санитарке в специальное заведение - через весь

Город с пробками на дороге и в атмосферной жаре и духоте. Мне было катастрофически плохо

Находиться в вертикальном положении, сидя на жёстком сиденье и ощущая на себе все ухабы

Дороги, дочь, сама в прострации, поддерживала меня, как могла, всю дорогу. Когда часа

Через полтора-два мы добрались-таки до психиатрической больницы, находящейся за городом,

В приёмный покой сбежалась куча народа в белых халатах поглазеть на сумасшедшую,

Решившую уморить себя голодом: действительно, не каждый день привозят сюда таких!

Я успокоилась – теперь, мол, в надёжных руках, но мною заниматься, почему-то

Не спешили. Ожидая прихода врача на кровати в пустой палате, куда меня привели, я опять

Впала в забытьё со странными мутными снами, а в какой-то момент, очутившись в кромешной

Темноте, стала ощущать какие-то прикосновения и движение вокруг и слыша чёткие голоса –

Мужской и женский. Это было внешне, а внутри создавало дискомфорт какое-то неприятное

Напряжение, а потом что-то полилось, мне стало легко, и возникло ощущение чего-то

Влажного и горячего.

Открыла глаза и увидела всё ту же палату, но уже наполненную людьми, около своей

Постели - капельницу с тянущейся от неё трубкой и иглой на конце в моей руке, а также

Темень за окнами – значит, уже глубокий вечер. С этого момента сознание я уже не теряла,

Остро наблюдая за происходящим вокруг.

Как выяснилось, я попала в так называемое пограничное отделение больницы,

Куда направляются люди для установления диагноза. В нашей палате находилось человек

Восемь с разными заболеваниями: головными и желудочными болями, эпилепсией и всякими

Другими непонятными симптомами. Я быстро перезнакомилась с соседками, рассказала о себе,

Выслушала их истории, успев подружиться и обменяться адресами с парой женщин. Через

Некоторое время у меня возникла животрепещущая проблема: я хотела писать, но мне не

Разрешали вставать. На мои уговоры санитарки, в конце концов, отреагировали и принесли в

Палату стул с дырой в сиденье и ведро. Мне помогли взгромоздиться на сооружение,

Поддерживая и ожидая результата, которого так и не последовало: я не смогла преодолеть

Смущение от множества посторонних глаз в таком сугубо интимном процессе. Ничего не

Дождавшись, санитарки всё унесли, а на мой вопрос:

Что же мне делать в таком случае? – ответили:

Мочись в кровать! - Сейчас мой матрац слегка высох, но мне было невмоготу спать

Первую ночь на мокрой постели, посему совет я восприняла как издевательство. Долго

Мучаясь и ища выход из создавшегося положения, я не нашла лучшего способа, чем такой:

Ночью, когда все спали, отвернула матрац и опустошила пузырь сквозь сетку кровати.

Санитарка, мывшая полы утром, ругалась, но я хранила молчание, делая вид, что лужа под

Кроватью не имеет ко мне никакого отношения.

Ни к кому в нашей палате, кроме меня, главный врач не приходила. Валентина

Павловна, так её звали, проявила ко мне, как я полагала, истинное участие: все три дня,

Что я пробыла в этой больнице, она вела со мной задушевные беседы. Я была растрогана

Чуть ли не до слёз - это было редкое участие постороннего человека в моей судьбе. Она

Коснулась многих тем в беседах со мной, но только после моего рассказа о теперешней моей

Проблеме и его благополучном разрешении сделала вывод: хоть я слегка и не в себе, решив

Голодать и проголодав 44 дня, но, всё же, человек вполне адекватный, и в сумасшедшем

Доме мне не место. Это она мне и объявила, посоветовав продолжить лечение в хосписе,

Который недавно открылся в нашем городе и которого больные почему-то боялись. Я же

Согласилась отправиться туда немедленно, и в тот же день санитарная машина меня туда и

Доставила. Но мне было досадно, что я за чистую монету приняла душевное общение со мной

Главврача, хотя она всего лишь как психиатр определяла, насколько сильно тронулась я

Теперь у меня имеется собственное мнение о сумасшедшем доме – лучше туда не

Попадать никогда! Врачи, конечно, там знают, что делать и в таких случаях, какой был у

Меня, но отношение к больным у них равнодушное, а приказной тон в общении с пациентами –

Норма. В нашей палате вроде все были нормальными людьми, но откуда-то постоянно

Выбегала и носилась по коридору явно сумасшедшая, её перепалка с медперсоналом никому не

Давала покоя. Людям с возникшими проблемами в здоровье тут нельзя находиться – никакого

Покоя ни днём, ни ночью при открытых дверях в коридор и включённом круглые сутки в

Палате светом. Для медиков, понятное дело, так спокойнее, ну а больным-то как поправить

Пошатнувшуюся психику?! Кстати, я утаила от главврача: лишь один раз, в самом начале,

Когда меня приводили в чувство, врачам удалось пропихнуть мне в рот пару таблеток,

Которые я проглотила. В последующие разы, когда медсёстры приносили мне таблетки и

Наблюдали, как я их глотаю, я только делала вид, что делаю это, а на самом деле пила

Только воду, закатив таблетки за щеку, позже их оттуда доставая и пряча в складках

Простыни. Мне помогли прийти в себя питательные растворы, вливаемые через капельницу,

Таблеткам же я не верю давно, тем более не поверю никогда тому, что ими можно вылечить

Помутившийся рассудок.

.
==========

Disclaimer : специально для товарища майора и его коллег из правоохранительных органов и прочих подобных организаций: текст является художественным вымыслом, фантазией, плодом воображения. Все имена, локации, события и действующие лица - вымышлены, а использование местоимения "Я" и псевдодокументального стиля изложения - не более чем художественный приём. Картинки нарисованы... нет, не в пиратском Фотошопе, а в лицензионно-чистом GNU-том GIMP"е. Любые совпадения с реальностью - случайны. И вообще, не путайте автора и лирического героя.

В связи с наличием интереса общественности к моему опыту пребывания в психушке, а так же по причине собственной лени (ломает каждый раз всё это пересказывать), я решился сделать об этом отдельный пост.

Я постарался придать тексту читаемый вид, но о том, получилось ли у меня, - судить читателю. И, да, предупреждаю, букв будет много. Именно по этой причине отчёт разбит на несколько частей (эта - первая).

Итак, добро пожаловать в блог шизофреника, шизотипика, ОКР-щика, диссоциативщика (каких только мне диагнозов не наставили, пока я лежал в этом замечательном заведении!).

Как я вообще туда попал

Думаю, некоторые потенциальные читатели этого блога, знакомые со мной лично, будут удивлены и даже несколько озадачены от осознания того, что я четыре месяца за последний год провёл в психушке, поэтому считаю необходимым начать данный текст с описания того социального и ментального контекста, который привёл меня в это замечательное учреждение.

FAQ для нетерпеливых

Q : Ты был в психушке?
A : Да. С июля по сентябрь и с ноября по январь.

Q : Ты что, псих? Серьёзно?
A : Да. И официальный диагноз есть: F21.8 - шизотипическое расстройство. Меня смотрели три психиатра, три психолога, так что сомневаться не приходится.

Q : Чувствуешь ли ты себя сумасшедшим?
A : Субъективно, нет. Мне кажется, что я ещё нормальнее многих:) Но имеющиеся у меня начальные знания психологии, психотерапии и психиатрии (далее по тексту я эти три области, там, где нет необходимости в их разделении, для краткости буду называть "мозгоправством") говорят мне, что таки да.

Q : И что с тобой такое? Чертей видишь? От агентов империалистической разведки, сканирующей мозг через сотовые телефоны, прячешься?
A : . Есть бредовая концепция (идеи отношений). Диагностированы нарушения мышления по шизофреническому типу.

Q : И как, помогло тебе лечение?
A : Нет. Совсем.

Q : Ты прям в реальной психушке лежал? Ну, такой, под землёй с гидравлическими сейфовыми дверями, я в фильме видел?
A : И да, и нет. Да - в том смысле, что это настоящий психиатрический стационар. Нет - потому, что я лежал в достаточно лёгком / привилегированном отделении.

Q : Ну, как там, совсем ужас?
A : Нет. Есть ряд неприятных моментов, но, в целом, существовать можно. Можно даже немного расти и развиваться, в разных смыслах. Иногда - благодаря лечению, часто - вопреки ему.

Q : Ты туда добровольно лёг или тебя насильно упекли?
A : Добровольно-принудительно. С одной стороны, формально, меня сдали родственники. С другой, я не только не был против, я активно хотел этого.

Q : А правда, что в психушках <...>?
A : А фиг его знает. По инсайдерской информации (в данном случае она совпадает независимо от источника, получена ли она от пациентов или персонала), все психушки в России очень разные. И то, что справедливо для одной может совсем не иметь места в другой. Я постараюсь описать подробно и правдиво опыт пребывания только в одной из них.

Итак, удовлетворив основной поток потенциального любопытства читателя, переходим к неспешному повествованию.

Всё началось в апреле 2015-о года, когда меня уволили. Точнее, началось всё гораздо раньше, но в данном случае за точку отсчёта удобно взять именно этот период. Итак, я потерял работу: в связи с санкциями моя компания очень сильно сократила присутствие в России, что, помимо прочего, привело к массовым увольнениям. Я не в обиде на своего бывшего работодателя, мы расстались очень хорошо: мне выплатили солидную компенсацию, помогали с рекомендациями, да и вообще держали до последнего.

Однако, как бы там ни было, потеря работы явилась для меня огромным стрессом. Помня о распространённой логической ошибке "Post hoc, ergo propter hoc", скажу, что сразу после увольнения меня накрыло: я разучился читать и писать. Я смотрел на русскоязычные тексты, видел буквы, понимал, что это способ обмена информации между людьми, но составить буквы в слова, а слова в высказывания - не был способен. Похожее ощущения возникают и сейчас при просмотре текстов на незнакомом языке: смотришь на какой-нибудь китайский текст, но совершенно не понимаешь, о чем он, хотя и отдаёшь себе отчёт, что, вероятно, какая-то информация в нём всё же зашифрована.

Более того, я разучился смотреть фильмы. Движущиеся на экране цветные пятна не складывались в узнаваемые образы персонажей и предметов, не несли никакого смысла, хотя, опять же, понимание того, что это, видимо, некое осмысленное повествование, было.

В таком состоянии я попал сначала к неврологу, потом - к психиатрам в ПНД. С некоторыми специалистами работа была очень продуктивной (тот факт, что я сейчас пишу этот текст, несомненно, свидетельствует о существенном прогрессе в лечении), с другими - .

Время шло, деньги, полученные при увольнении, постепенно таяли, и я всё сильнее ощущал необходимость устроиться на работу. Казалось бы, в чём проблема? Но проблема была (и есть до сих пор): я ничего не умею. На любой работе, какой бы она ни была, необходимы некие навыки, которых у меня нет. Более того, тот факт, что за пять лет обучения в универе и 10+ лет трудового стажа я ничему не научился, как бы намекает на то, что проблема - во мне.

Для решения этой проблемы я начал искать помощи специалистов в области душевного здоровья (это принятое в литературе общее наименование "мозгоправов" разных видов). Так получилось, что я не смог скрыть свои проблемы с ментальным здоровьем от родственников, и они подключились к процессу.

Попытка - госпитализация в городскую психбольницу

Однажды в ночь с пятницы на субботу мне позвонил Родственник (далее - Р-1) и приказал мне явиться в местную психушку утром субботы с вещами. Поскольку он у меня довольно влиятелен, я понимал, что если откажусь, в течение нескольких часов по месту моего нахождения явятся крепкие ребята и вежливо, с минимальным количеством синяков и прочих повреждений доставят меня по нужному адресу. Имея такую перспективу, я предпочёл согласиться - это давало возможность спокойно собраться и немного поспать.

В назначенное время я явился на место. Там меня встретил Р-1 в компании Р-2 (думаю, понятно, что под этой аббревиатурой скрывается "родственница-2"). Они окружили меня с двух сторон (как будто я собираюсь бежать) и отконвоировали в отделение. Р-2, пользуясь своими регалиями, положением и репутацией без труда проникла сквозь многочисленные решётки, отделяющие мир психов от мира людей, и мы оказались в отделении.

Дальше начался форменный цирк: Р-2 вызвала зав. отделением и властным тоном отдала приказ немедленно положить меня. Особенно забавно, что мне было объявлено, что "меня только посмотрят", но я всё понимал и был готов к такому развитию событий: рюкзак с одеждой был со мной, знакомые были предупреждены и т.д. Однако вопреки ожиданиям Р-2, зав. отделением не проявила должной почтительности и отказалась, мотивировав это тем, что у неё буквально на днях "один такой блатной чуть не повесился, и в гробу она видала эти головняки".

Р-2 напомнила заведующей, кто она такая, перечислив свои многочисленные звания и регалии, но на последнюю это не оказало ровным счётом никакого воздействия. Она стала лишь немного более раздражительной, и лёгкая усталость появилась в её голосе. Медленно, мягко, как слабоумному капризному ребенку, заведующая повторила Р-2, что не намерена меня госпитализировать, и что если Р-2 так заинтересована в этом процессе, она может пойти... нет, не туда, куда вы могли бы подумать, а в приёмный покой, чтобы провести первичный осмотр меня дежурным психиатром и принять решение о госпитализации в рамках стандартной процедуры.

Р-2 разозлилась и стала грозить заведующей разного рода последствиями - финансовыми, карьерными и т.д. Заведующая оставалась невозмутимой (респект!), кротко признав, что все мы, в общем-то, уязвимы, и акцентировав внимание на то, что в данном случае она - в своем праве, и неизвестно ещё, кто в этом конфликте проиграет.

Поняв, что угрозы не приносят желаемого результата, Р-2 решила просто купить лояльность заведующей. Почему бы просто не пройти в приёмный покой и не пройти стандартную процедуру, я так и не понял: видимо у них там, в высших слоях общества, работает какая-то своя, отличная от общепринятой, логика. Процесс выглядел довольно забавно, в лучших традициях плохих гангстерских фильмов: "Ну, понимаете, нам очень надо его положить. Мальчик болен, его следует положить и начать лечить немедленно! Это очень важно для нас!". На каждое слово вынималась крупная купюра и присоединялась к общей пачке, которая недвусмысленно была направлена в сторону несчастной заведующей.

Та, видимо, собирая остатки вежливости, ненадолго замолчала, а потом с непроницаемым лицом опытного олигофрено-педагога ещё раз повторила свои соображения, о том, куда нам всем следует пойти, почему именно туда, и насколько мы стали ей дороги за последние N минут.

Не получив желаемого, Р-2 стала использовать новую тактику - давление на жалость. Дескать, вы понимаете, что нам очень-очень нужно это, что мы будем у Вас в долгу, что наличие такой услуги, оказанной столь влиятельному семейству, безусловно, добавляет много плюсов в карму благодетелю, которые обязательно будут конвертированы в реальные осязаемые блага по выбору последнего в самое ближайшее время. Но заведующая была непреклонна, её терпение стало иссякать, и она мягко намекнула на то, что в отделении есть крепкие ребята, способные выпроводить нежелательных назойливых гостей за пределы уютненьких стен этого замечательного заведения.

Делать нечего, Р-2 согласилась-таки сводить меня к дежурному психиатру. Они с Р-1 зашли к нему в кабинет, о чём-то довольно долго беседовали, после чего позвали меня. Дежурный психиатр мне очень понравился: первым делом он вежливо, но настойчиво выпроводил Р-1 и Р-2 из своего кабинета, после чего задал мне вопрос: "Ты сам хочешь ложиться, или эти двое тебя притащили". Удивившись такому участию и испытав огромную благодарность отечественной психиатрии (второй вменяемый человек за день, не каждый день такая удача выпадает), я кратко объяснил ему ситуацию, которая состояла в том, что я, в принципе, не против полежать в психушке, если это поможет мне решить мою основную проблему, но прямо сегодня я к этому не готов: на понедельник у меня запланирована важная лекция, на которой я бы очень хотел оказаться, чтобы не подвести организаторов, да и, честно говоря, вообще не уверен в целесообразности своего помещения в это прекрасное заведение.

Потом мы поговорили с доктором о Фрейде, Юнге, неофрейдизме, когнитивном подходе Бэка и махровых бихевиористах (типа Скинера), обсудили перспективы всех этих подходов в моём случае, врач раскрыл мне некоторые тонкости пребывания в данном конкретном учреждении ("я могу тебя положить, но условия у нас такие, что через неделю ты покажешь мне любую положительную динамику, лишь бы я тебя выпустил, у меня сейчас как раз трое таких лежит... коллеги мои, психиатры...."), после чего решили, что толку с этой затеи не будет, и разошлись, довольные друг другом.

Не знаю, что он сказал Р-1 и Р-2, когда они зашли в кабинет после моего ухода, но меня отконвоировали в машину и повезли в другую психушку, примерно в 150 км. от первой. Во второй психушке ничего интересного не происходило, докторов не было на месте, а младший персонал ничего не решает. Мы немного погуляли по окрестностям, после чего меня доставили обратно домой. По дороге я выторговал себе понедельник: мне сказали, что госпитализация состоится во вторник. Так, в конце концов, и произошло.

Вечер понедельника и ночь пн-вт были прекрасны: а отвёл свою лекцию, после чего мы с сестрёнкой и Димоном пошли гулять по вечернему, городу, пугая прохожих огромным фэтбайком, потом вкусно поели в какой-то кафешке, после чего отправились в местный парк, где отрабатывали езду по лестницам и малым элементам архитектуры и ландшафтного дизайна некстати расположенного в парке православного храма (такой парк испортили, сволочи!).

Свежий воздух, приятная компания, интеллектуальные разговоры, умеренные физические нагрузки - это была прекрасная ночь! Потом, оказавшись в психушке, я часто вспоминал её.

Спать я решил не ложиться. Вернувшись домой рано утром, часов около восьми, я начал неспешно собираться в первую в своей жизни психушку. Было тревожно и, одновременно, интересно: вот, наконец, я и окажусь в дурдоме. Мне почему-то всю жизнь казалось, что рано или поздно всё к этому и придёт, и вот - я стою на пороге нового этапа своей жизни. Ближе к обеду приехала сестрёнка, напоила меня вкуснейшим кофе, накормила вкусняшками и воодушевила своим присутствием. Потом приехал Р-1 и отвёз меня в дурдом, ставший моим домом на следующие пару месяцев.

Попытка - Первая госпитализация

Доехали довольно быстро и без особых приключений. Психушка находится, фактически, в лесу. Точнее, не так: формально, она является частью небольшого села, в котором выполняет функцию градообразующего предприятия. Про то, что эту функцию могут выполнять всякие там заводы и прочие металлургические комбинаты, я, конечно, знал, но чтобы дурдом... :)

Само здание и прилегающая территория огорожены забором, внутри периметра весьма уютно: всё-таки умели в Советское время больницы строить. Действительно, глаз отдыхает, а разум настраивается на умиротворённый лад:

Обстановка вокруг больницы просто прекрасна: свежий (как показалось вначале, но об этом - ниже) воздух, ёлки, птички поют... Сам дурдом состоит из двух основных корпусов (в первом - мы и острые больные), во втором - "принудчики" (дальше напишу о них отдельно) и нескольких хозяйственных пристроек - пищеблока, прачечной, котельной, гаража.

Мы вошли внутрь. В приёмном покое у нас взяли документы. Пишу "у нас" потому, что персонал со мной практически не разговаривал, предпочитая задавать вопросы Р-1: "а что с ним такое", "а были ли у него суицидальные импульсы", "как давно у него начались проблемы" - как будто меня не было в комнате, или я был не в состоянии ответить сам. Неприятное ощущение. Начинаешь осознавать себя каким-то ущербным, недееспособным.

Потом меня отвели в кабинет, взяли некоторые анализы (включая не самую приятную физиологическую процедуру, о которой не стоит упоминать в приличном обществе), собрали минимальные данные о физических параметрах (рост, возраст, вес) и отдали распоряжение на досмотр. Из огромного туристического рюкзака я извлёк вещи, вывернул содержимое карманов. Забрали вилку и ножик (опасные предметы запрещены в дурке), телефон и зарядное устройство (телефоны тоже запрещены) и почему-то тарелку с ложкой (металлические, боялись, видимо, что заточу о стену и порежу кого-нибудь). Весёлое начало.

Взяли у Р-1 телефон, вежливо попрощались с Р-1 и повели меня в отделение. Дверь в отделение - из толстого пластика, сплошная, решеток нет. Думаю, при большом желании, я бы смог её выбить, но желания такого у меня не было: я же лечиться, а не убегать приехал. Мне повели в сестринскую, где выполнили повторный досмотр. В этот раз забрали ноутбук (с зарядником и мышкой). На моё счастье, электронную книгу и плеер с наушниками оставили, чему я был очень удивлён, ведь электрические устройства забирают под предлогом того, что у них есть шнуры, а на шнуре можно повеситься или задушить им кого-нибудь. Странные люди, можно подумать, при желании я не сделаю себе удавку из простыни;)

В одном из потайных карманов рюкзака у меня были таблетки ("Паксил" и "Квентиакс"), которые я принимал до госпитализации. Их не заметили, но я, по глупости, сам рассказал об этом сестре. Несколько позже я сильно пожалел об этом.

После повторного досмотра меня отвели в палату.

Продолжение следует...

16:00, 02.11.2017

В отношении общества к психическим заболеванием есть две крайности. Первая — маргинализация. Мол, опасные, страшные психи. Вторая — романтизация. Мол, я такой тонкий романтик с биполярочкой. И то, и другое далеко от реальности. Психические болезни — это в первую очередь болезни, от которых нужно лечить. Чем раньше, тем лучше. И лучше один раз полежать в психиатрической больнице, чем отравлять всю свою жизнь безумием.

«Луна» поговорила с людьми, которые однажды оказались в психиатрической больнице и провели там некоторое время. Они поделились опытом и рассказали свои впечатления об условиях, лечебном процессе, интересных соседях. Соседи здесь, действительно, часто попадаются интересные. Лечение помогает, но не всегда. А условия, судя по рассказам, из года в год медленно, но верно становятся немного лучше.

Берегите себя и своё психическое здоровье. Наш новый текст — об этом.

Некоторые имена мы изменили.

Джохар:

Меня положили с биполяркой в 2017 году. Атмосфера очень скучная, делать нечего. Хорошо, книжку можно читать.

Соседи в разной степени поехавшие. Один из них перепрятывал мою пони, чтобы не украли. Процесс лечения состоял из подбора грамотной терапии в виде раздаваемых таблеточек.

Помню санитара, который заставлял убираться каждый день одного и того же деда. 70% его усилий, затрачиваемых на уборку, состояло из потакания собственным нервным тикам. Реально: для, того чтобы сделать шаг, он оборачивался головой, всовывал-высовывал язык, пожимал плечами и раскачивался из стороны в сторону. После короткого диалога с санитаром выяснилось, что дед убирается из большой любви санитара к творчеству Дэвида Линча.

Валентина:

Это было в прошлом году. Началось всё с того, что психиатр из ПНД сообщила мне, что всё, что она может для меня сделать, - это вызвать санитаров и направить меня в психбольницу прямо на месте, а я была не в том состоянии, чтобы отказываться. На месте мне разрешили сделать один звонок, после чего забрали все вещи, выдали пижамку, вкатили феназепам, и следующие три дня я не помню.

Первое воспоминание - как я стою возле туалета и рыдаю, не решаясь туда войти, потому что все двери открыты, уединиться невозможно, а возле одного из унитазов стоит голая женщина и жуёт хлебушек. Её шпыняли за это, потому что она у всех просила хлеб и крошила его на пол. Медсестра уговаривает меня либо решиться пойти уже в туалет, либо пойти плакать в палату.

Курящим было тяжело - сигареты выдавались за общественно-полезные работы типа мытья пола, работы в столовой и всякого такого.

У меня украли книгу! Причём выбрали сборник эстонских новелл, которые, по признанию глубоко интересующегося, не читает вообще никто (глубоко депрессивные истории о деревенских жителях эстонских болот). Так выяснилась настоящая целевая аудитория!

Посетители могли приходить два раза в неделю и приносить вкусную еду (из списка разрешённой). Однажды мне принесли несколько кусков мяса и термос кофе (вообще запрещённого, но, видимо, не слишком строго), и мне удалось протащить их одной женщине, которую никто не навещал, и поэтому её не пускали в зал свиданий. Она заплакала и сказала, что уже два года не видела жареного мяса. Она же рассказала историю своей жизни в другой психбольнице, по которой было ясно, что мне повезло невероятно.

На самом деле, действительно повезло. Я восхищаюсь терпением медсёстр, которые в целом вели себя по отношению к пациентам достаточно корректно. На территории больницы есть поликлиника, в которой всем пациентам проводили кучу разных обследований и анализов (ура, у меня нет ВИЧ и чего-то ещё). В конце концов, мне расхотелось бросаться с двадцать пятого этажа и захотелось жить.

Евгения:

Моё лечение от большого депрессивного расстройства началось в конце прошлого года. Расстроились отношения с супругом, кинул один из лучших друзей, перенесла операцию, все вокруг умирали. Всё было весьма погано, и когда я уговорила специалистку в одном психиатрическом центре Москвы меня принять — конец года, бешеные очереди, мест не было, я просто позвонила из фудкорта и орала в трубку, захлебываясь слезами, что вот скоро новый год, время, когда количество суицидов растет и что я что-то с собой точно сделаю.

Я думала, что всё будет так: мы сейчас поболтаем, я поплачу на кушетке, мне выпишут таблеточки и я где-то раз в две-три недели буду за 3500 ездить к ней на беседу, и все будет хорошо. Не тут-то было.

Выслушав меня, мне задали массу общих вопросов про мое состояние, а потом весьма озадаченно удалились в соседний кабинет, откуда психиатр вышла с направлением в кризисный центр при 20 ГКБ имени Ерамишанцева. Про КЦ я читала до этого на «Медузе», и, конечно, не думала, что когда-либо там окажусь как пациентка.

На следующее утро я отправилась туда в какой-то рваной кофте, не причесавшись, не накрасившись, зареванная полностью. Улыбчивая доктор меня встретила, поговорила со мной и предложила госпитализацию.

Оказавшись в больнице, я сразу обратила внимание на гнетущую обстановку. Мою кровать подписали, у окон не было ручек — ручки были только у санитарок, и окна открывались только во время проветриваний по запросу. Я еще думала, какая злая ирония, что психиатрическое отделение находится на самом высоком этаже больницы.

На окнах в туалете стояли решетки. Уборные — без защелок. Душевая — тоже. Пока мы с молодым человеком ждали, пока меня оформят, периодически из разных углов отделения доносилась мелодия Don’t worry be happy — это оповещение о том, что кому-то из пациентов нужна помощь медсестры — ну, капельница закончилась, например, или еще что-то.

Меня положили в одну палату с юной девушкой, вокруг нее хлопотали родители. Когда они ушли, мы разговорились, познакомились поближе и рассказали друг другу свои истории. У девочки с собой покончил ее молодой человек, и, конечно, она винила во всем себя.

Об этой истории написало одно мерзкое издание. Помимо переживаний, связанных со смертью любимого, началась травля. Девушка пыталась покончить с собой, ее откачали, на некоторое время отправили в психбольницу, но ей там не становилось лучше, и было принято решение направить ее в КЦ.

Поначалу девочка часто плакала у меня на плече, мы сидели обнявшись, она рассказывала много приятных и веселых историй про своего погибшего парня и неизбежно срывалась в истерику, я бежала за медицинской помощью, чтобы девочке дали лекарство или микстуру.

В КЦ разрешали брать с собой все, что угодно — книгу, ноутбук, телефон, хоть мольберт. Я взяла пару книг, скачала на мобильник Твин Пикс, взяла с собой инструменты для рисования.

Но ничего не получалось делать: атмосфера в больнице и лекарства очень утомляют, ты постоянно хочешь спать или валяться. У меня не было сил даже тупить в социальные сети или листать дурацкие мемы, я моментально вырубалась.

Три недели в больнице не прошли даром. Я ушла посвежевшей, чуть более радостной, и я была счастлива выписаться из этой гнетущей атмосферы и свободно жить. Где-то через две недели я уволилась с работы и уехала в Петербург, оттуда уехала в свой родной город, так как поняла, что все же очень устала. Лечение я стала продолжать уже у себя.

Некоторое время назад я снова стала пациенткой психбольницы. Ушла я туда со скандалом: у моей матери достаточно стигматизированное отношение к психическим заболеваниям, на этой почве мы сильно поругались.

Мать обвиняла меня в том, что я бросаю коллег, ложась на больничный, что я подвожу всех, не хочу работать, и что я вообще уже почти год лечусь и нет результата — как будто я этом виновата я. В психбольнице было хорошо, правда, я провела там в этот раз всего несколько дней: меня угнетало, что я здесь, а моя мать на меня злится, что я валяюсь в палате одна под капельницей, а мои коллеги вкалывают — я не могла избавиться от чувства вины и где-то на четвертый день своего пребывания там я выписалась.

Лежала я вполне себе комфортно: мне подобрали идеальное меню с учетом моих аллергий, в моей палате больше никого не было, в отделении были всякие прикольные ништяки типа сенсорной комнаты — можно было рисовать всякое разное на песке, смотреть на голографические изображения, ходить по каким-то плиточкам с разной текстурой и валяться в больших таких креслах-мешках.

Более того, в отделении живет настоящий попугайчик-корелла, он весело чирикает, и когда по утрам медсестра совершает обход с тонометром и градусником, птиц летит за ней, поднимая всем настроение. Я жалею, что прервала лечение, и надеюсь в обозримом будущем его завершить.

Сейчас я продолжаю амбулаторное лечение, меня пугает иногда, что оно может растянуться на годы. Но лучше уж пить таблетки, чем умирать.

Ольга:

Я легла в больницу осенью пятнадцатого года. У меня были тревожные состояния, суицидальные мысли, апатия и черт знает что еще. В какой-то момент моя семья заволновалась и погнала меня к психиатру.

Со мной провели ряд стандартных тестов, решили, что все печально и надо класть, потому что это будет самым эффективным решением. Я расстроилась по этому поводу, потому что мне не хотелось жить вне дома, но сама больница ужаса у меня не вызывала.

При приеме со мной поговорила заведующая отделением, взяла честное пионерское, что я не пойду самоубиваться. Сразу назначили таблетки, кроме этого я в первый вечер умудрилась подхватить ротавирус, поэтому всю ночь меня рвало.

Потом на фоне этого случилась истерика, которую, возможно, начали снимать транквилизаторами, а может мне их дали еще до. Короче, сочетание транквилизаторов и ротавируса — оно такое себе.

Первые три или пять дней я ощутила, что значит почти физическая невозможность бодрствовать: на обед меня поднимали всей палатой, как я ничего не разливала в столовой, я до сих пор не поняла. По отзывам очевидцев — выглядело это стремно.

Когда приходил молодой человек — я просто очень удовлетворенно выходила поспать к нему на плече в коридор.

Нет, я пыталась поговорить, но выходило у меня недолго. Сутки делились на: «Ура, я нормально посплю!» и «Опять мне будут мешать спать!». А потом я отошла и стала вливаться.

Я попала в достаточно беззубую версию психбольницы, там не было никого, кто был похож на карикатурного психа: не было буйного отделения, никого с бредом. Условия тоже мягкие: посещения каждый день, после первой недели можно было уходить гулять (доехать до Невского, выпить кофе и вернуться проблемы не составляло), так что пара моих соседок как-то умудрились даже употребить алкоголь.

Самый главный квест психбольницы — это узнать, что с тобой конкретно не так. Пациентам по максимуму не говорят диагнозы, поэтому я и многие окружающие цеплялись за любой огрызок информации.

Нам говорили названия таблеток, поэтому при каждой смене назначения человек начинал неистово гуглить, как работает то, что ему назначили и ОТ ЧЕГО ОНО? Иногда удавалось услышать что-нибудь про товарища возле кабинета врача, когда приходил чей- то родственник, например.

Насчет таблеток. С таблетками все весело, потому что, насколько я знаю, система такая: диагностировать заболевание точно — это дорого, поэтому ставят что-то вроде приблизительного диагноза, опираясь на не очень большое количество анализов и то, что говорит сам человек, а потом просто перебирают таблетки, пытаясь понять, какие помогают.

В итоге человек получает набор таблеток, с которыми можно жить. В связи с этим мне однажды повезло: очередная комбинация таблеток вызывала у меня неконтролируемый тонус мышц (это вот то, что я чувствовала, а не термин, если что).

Как это выглядело: я сижу, разговариваю, чувствую, что с мимикой что-то не то. Подхожу к сестре, говорю: «Видите эту ухмылочку? А я ничего не делаю, чтобы она появилась».

Сестра сказала, что все ок, и пошла накапывать мне капель Морозова. Потом я заметила, что у меня осанка как у балерины. «Всегда мечтала, — говорю я сестре, — о хорошей осанке. Но по-моему тут что-то не то.» Медсестра сказала, чтобы я шла в палату. Идти в палату оказалось еще веселее, потому что спину начало неестественно отгибать назад, а бонусом начало косить челюсть. Вниз и вбок. Все пациенты впечатлились тем, что сестры пытаются отпоить травяными каплями человека, которого медленно, но верно складывает пополам через спину.

Я бы посмеялась над комичностью ситуации, но мне было не до того- челюсть выгнулась настолько, что начала ощутимо болеть. Я пыталась рукой поставить ее на место, чтобы дать мышцам отдохнуть, но сильно это не помогало. В итоге дежурный врач вызвал меня к себе, меня отвели и посадили перед ним.

— Раньше такое было?

— Волновалась сегодня?

— А сейчас волнуешься?

— Ну, да, немного. У меня челюсть рвется наружу и спина настолько выгнулась, что мне сложно смотреть прямо. Только вверх. — сказала бы я, но у меня была челюсть, мне было сложно разговаривать, поэтому я попыталась дать понять врачу то же самое своим видом.

— В общем, барышня, сейчас мы вам сделаем укол.

— Если он не подействует, мы вас повезем в другую больницу.

— Там уже не будут никаких посетителей и вообще все будет строже.

В итоге мне вкололи фенозепам, и меня попустило. Зачем было пугать меня другой больницей и где эта больница — я не в курсе.

Уже позже мне дали больше галоперидола, чем надо. Это сложно описать, это нужно чувствовать. Представьте, что ваш мозг тошнит. Представили? Вот, а я еще научную литературу про сербов пошла читать. По внутренним ощущениям мозг все время тормозит, но при этом хочет что-то делать. И жить мне пришлось с этим три дня, потому что назначили мне это дело в пятницу, и врач упер на выходные. Все было очень сложно.

В целом не могу сказать, что я лежала в плохом заведении. Сестры по большей части были адекватные, врачи были обычными российскими задерганными врачами, на которых тогда еще свалилась дополнительная нагрузка. Некоторые таблетки я до сих пор пью, конкретно карбамазепин, и с некоторыми соседками оттуда я до сих пор общаюсь.

Анна:

Я лежала несколько раз. Сначала в отделении пограничных состояний с анорексией и булимией, потом с тем же в психиатрии в женском отделении. Потом лежала в психиатрии опять же с биполярным расстройством, потом с расстройством личности и самоповреждениями в анамнезе.

Первый раз лежать было довольно интересно и пугающе. Люди, которые говорят не понятно с кем, женщина, прыгнувшая с третьего этажа.

Спасло то, что встретила там свою знакомую, и с ней уже было веселее. Тогда я первый раз ударила женщину на много лет старше меня. Была ночь, она начала бить меня полотенцем и называть дитём дьявола. Пришлось ударить. Медсёстры, кстати были не против. Её ещё привязали потом. Но я тогда уже спала под снотворным.

Ещё спасала музыка. Сидеть в курилке и петь песни, рассказывать истории — всё это помогало отвлечься от больничных стен и таблеток, что вызывали тошноту.

За сигареты приходилось работать и помогать санитаркам — мыть туалеты, палаты, перестилать грязные кровати.

Порой было грустно, от того, что молодые девушки, лежавшие там с глубокими переживаниями — не могли выйти из всего этого и просто еще больше сходили с ума.

Таблетки эти все — зло в чистом виде. Теряешь себя окончательно, на всё становится побоку, и от этого только хуже. Ибо себя не узнаешь. И жить не хочется. И делать ничего не хочется.

В итоге — не сказала бы, что всё как рукой сняло. До сих пор маниакальная привязанность к некоторым вещам. Ну и самоповреждения.

Хотя уже стало немного лучше, потому что стало всё равно на окружающих и проблемы. Сейчас проще ко всему отношусь. Нет времени особо на переживания.

Анатолий:

Лежал в учреждении с желтыми стенами три недели 9 лет тому назад. Ложился по своему желанию. Был в состоянии овоща под препаратами, но помню, что особенно никто там не выделялся, кроме двоих — один был натуральной обезьяной, орал, кричал, чесался.

А другая, из соседнего женского отделения, была совсем не от мира сего и что-то у всех часто спрашивала, но было не разобрать, что именно. Отделение было платным, но еда там была самая отвратительная в моей жизни. Это я запомнил хорошо. Ну и вспоминаю, как все врачи ходили с руками в карманах халатов. Там они держали ручки от дверей в отделение — просто так выйти оттуда было нельзя.

Лечился от ОКР, но в итоге оказалось, что диагноз совсем другой. Но это уже сильно позднее и в частной клинике. Тогда стало лучше, ремиссия длилась до 2012 года.

Елена:

Это был 2004 год, Волгоград. Когда я туда попала первый раз в 8 классе, психиатр была настолько некомпетентна, что решила самовольно, что меня дома бьют, и решила «взять на понт» моего опекуна, сказав ей, что я об этом рассказала (и об этом я узнала только после выписки). Из-за этого после моей выписки дома меня начали презирать, что я наврала и оклеветала свою тетю, началось постоянное ежедневное тыкание носом в это и психологическая травля, которая довела меня до второго срыва и госпитализации.

Во время самого пребывания мне очень нравилась одна санитарка, которая сидела у дверей нашей шестой палаты и следила за нами, чтобы никто не вышел. Я сидела у порога, мы с ней общались и разгадывали сканворды. Через неделю пребывания только благодаря ей я и начала говорить, ибо сама доктор мне казалась агрессивной и неадекватной.

Есть стала только, чтобы не делали капельницы, делали грубо и больно — привязывали к кровати, все руки были в синяках, иголкой тыкали несколько пока попадут в вену (в месте уколов тоже были жуткие синяки и шишки).

Было интересно проходить всякие тесты, практикующаяся там девушка забирала на них раз в день на час примерно.

Благодаря препаратам, которые давали, можно было легко пролежать целый день и ночь почти без движений и глядя в потолок, пока не было той санитарки. Рядом лежала привязанная постоянно девушка лет 20, в комнате был постоянный запах мочи, ибо она писалась, и никто не менял ей белье целый день. Да и матрас, наверное, не дал бы уйти этому запаху.

После шестой палаты можно было выходить днём «гулять» на балкон размером примерно 3х3 человек по 10, после ужина до отбоя в комнате отдыха включался телевизор, каналы переключать было нельзя, и приходилось смотреть только русские сериалы про березы и поля.

Да, и при поступлении меня загнали в темный душ под холодную воду, заставили мыть голову хозяйственным мылом. Учитывая, что я еле могла стоять — меня постоянно тошнило и темнело в глазах. Из-за этого мои длинные и кудрявые волосы жутко спутались, да и не было расчески. И их просто взяли и огромными ножницами мне обкромсали. На этом, пожалуй, все.

Александр Пелевин

В оформлении текста использованы кадры из фильма «Пролетая над гнездом кукушки»

На обложке — эпизод из фильма «Планета Ка-Пэкс»

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Добрый день, уважаемые читатели! Сидите, наверное, в своих уютненьких креслицах,чаёк-кофеёк попиваете и не представляете даже,какая интересная жизнь бурлит совсем рядом,за высоким забором,в двух шагах от вас.
Сам я узнал о существовании этой жизни совсем недавно, попав в условия экстримальные,слегка даже психоделические, можно сказать.
А дело было так...
подсев на адреналин ещё в нежном возрасте,катаясь с безумных американок и прыгая с головокружительной высоты на тарзанках,я всю жизнь наращивал и наращивал драйв и темп своей жизни пока не зашёл в тупик.всё перепробовано,всё обрыдло - сноуборд,лыжи,парашют,солидная коллекция вдрызг расколошмаченных машин,любовные приключения на грани фола,всё перестало давать эту приливную волну силы жизни,которая так знакома всем экстремальщикам и пролетающим на этой волне через всю жизнь.
находясьв поиске новых форм получения заряда этой силы я пересматривал фильм - пролетая над гнездом кукушки,просмотрев же глубоко задумался..Вот кажется и ОНО...неизведанный мир обещающий массу новых впечатлений снеожиданными поворотами и хитросплетениями сюжета...Мда...Идея на тот момент не показалась такой уж безумной...

Продумав линию поведения и перечитав гору чспециальной литературы,решил не откладываяя дела вдолгий ящик начинать действовать(тем более лбнаружив усебя целый комплекс симптомов и нарушений и уже всерьёз озабоченный состоянием своего психического здоровья).
и вот на подъёме,ощущаяприлив вдохновения, отправился прямиком в психиатрический диспансер, наверняка известный вам не по рассказам,если вы хоть раз устраивались на работу.
И вот, отсидев полдня в весьма колоритной очереди, я, наконец, распахнул дверь в неведомый мне до того мир...
Симпатичная девушка, лет двадцати пяти, смотрела вполне доброжелательно, что меня весьма подбодрило и попросила присаживаться. Весь разговор,который я вёл заплетающимся от волнения языком, и, обливаясь холодным потом, передавать здесь не буду - не в этом суть. Суть же в том,что эта милая девушка, вдруг став серьёзной на глазах, и, переглядываясь с медсестрой, заявила мне:
- С вашими проблеммами молодой челове,прост неразумно было так долго откладывать визит кнам!Подумайте,каково вашим близкив видеть,как вы год за годом,теряя всяческое благоразумие подвергаете свою жизнь опасности и ежечасно подвергаете свою жизнь опасности?Мы безусловно сможем помочь вам,у нас есть потрясающие специалисты,которые работают как раз в этом направлении.Но лечение можно будет проводить пожалуй только стационарно,потому что вы представляете сейчас немалую опасность в первую очередь для самого себя...
И так милы и лучезарны были её глаза,так душевно спокоен уверенный голосок,что так захотелось поверить в существование этого сказочного уголка счастья...
Так что пришлось дождаться пока не спускающая с меня глаз пожилая медсестра вызвала бригаду и отправиться прямиком на поиски гармонии...
вот и приёмное отделение.Санитары в зелёной униформе бережно,но крепко усаживают меня на стульчик и пожилой врач,заполнив карту,участливо пододвигает ко мне бумажку.Читаю - согласие на добровольную госпитализацию...Хм!Это надо подписать?
- Не надо беспокоиться,это всего лишь пустая формальность - тут же ласково успокаивает эскулап.
НЕ в силах противиться атмосфере участия и доброжелательности(Хм!) подмахиваю грамотку,дающую полный карт-бланш людям,мне не знакомым,делать с моей жизнью всё,что им заблагорассудится.
(изучая позже литературу по вопросу,с удивлением констатировал для себя,что родившись в 17 веке В ЛОНДОНЕ,ПСИХИАТРИЯ ПОДРАЗУМЕВАЛА ЛИШЬ БИЗНЕС,ПРИЗВАННЫЙ ВЕСЕЛИТЬ ДОСУЖИХ ЗЕВАК БЕЗУМЦАМИ,ЗАПЕРТЫМИ В КРЕПКИХ КЛЕТКАХ,ВЫСТАВЛЕННЫХ НА ПОТЕХУ ПРАЗДНОЙ ПУБЛИКИ.)
ДАЛЬШЕ,НЕ ДАВАЯ СДЕЛАТЬ МНЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО НИ ШАГУ,ДЮЖИЕ САНИТАРЫ ПРОВЕЛИ В ПОМЫВОЧНУЮ,РАЗДЕЛИ,ПОМЫЛИ И ОБРЯДИЛИ В ВЕСЁЛЕНЬКУЮ КЛЕТЧАТУЮ ПИЖАМКУ НЕВЕРОЯТНОЙ РАСЦВЕТКИ.СЛИШКОМ ШОКИРОВАННЫЙ ЧТО БЫ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ,Я БЕЗУЧАСТНО,КАК БЫ СО СТОРОНЫ,НАБЛЮДАЛ ЗА ПРОИСХОДЯЩИМ И НЕ ВЕРИЛ,ЧТО ЭТО ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ - ВЗРОСЛЫМ,САМОСТОЯТЕЛЬНЫМ(ЕЩЁ ПАРУ ЧАСОВ НАЗАД!)ЧЕЛОВЕКОМ...
ЗАТЕМ,ПРОЕХАВ ПО НЕХИЛОМУ БОЛЬНИЧНОМУ ГОРОДКУ НА ПОДПРЫГИВАЮЩЕЙ НА УХАБАХ БАРБУХАЙКЕ,МЕНЯ БЛАГОПОЛУЧНО ДОСТАВИЛИ В ОТДЕЛЕНИЕ,ГДЕ И ВЫЯСНИЛОСЬ,ЧТО ЗА НЕИМЕНИЕМ МЕСТ В РЕАБИЛИТАЦИОННОМ ОТДЕЛЕНИИ,ДОСТАВИЛИ МЕНЯ В ОБЫЧНОЕ,ПЕРЕПОЛНЕННОЕ СОТНЕЙ ПОЛУАДЕКВАТНЫХ НЕБРИТЫХ МУЖИКОВ ОТДЕЛЕНИЕ.
ПРИНЯЛИ НАСТОРОЖЕННО.ПОКА ДЕЖУРНАЯ СЕСТРА ЗАПОЛНЯЛА БУМАГИ,ВОКРУГ БРОДИЛИ БОЛЬНЫЕ,ВЫГЛЯДЯЩИЕ КСТАТИ В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЁМ ВПОЛНЕ ДАЖЕ НОРМАЛЬНЫМИ,ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ НЕСКОЛЬКИХ ЧЕЛОВ,СИДЯЩИХ В СТРАННЫХ ПОЗАХ ВДОЛЬ СТЕН,ПУСКАВШИХ СЛЮНИ И НЕЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНЫЕ ВОЗГЛАСЫ.
СНОВА ПРИШЛОСЬ ПЕРЕОДЕТЬСЯ,НА ЭТОТ РАЗ В ПОЛУПРОЗРАЧНЫЕ БЕЛЫЕ ОДЕЖДЫ,ЖИВО НАПОМИНАЮЩИЕ КАКУЮ НИБУДЬ СЕКТУ,ПОДОСПЕВШИЙ ЖЕ ПАРИКМАХЕР ОБРИЛ МОЮ НЕСЧАСТНУЮ ГОЛОВУ И САНИТАРЫ ОТВЕЛИ МЕНЯ В ОТДЕЛЬНУЮ,ОГРОМНУЮ ПАЛАТУ НА 20 ЧЕЛОВЕК,ГДЕ ВСЕ БЫЛИ В БЕЛОМ.КАРТИНА ЖЕ ЗДЕСЬ ПРЕДСТАВИЛАСЬ СОВСЕМ ИНАЯ...
Пловина палаты была накрепко привязана к своим кроватям широкими длинными матерчатыми лентам(вязками),некоторые из них безучастно смотрели в потолок,некоторые же наоборот корчились на своей привязи в судорожных муках пытаясь вырваться.Слегка напуганный и обескураженный происходящим,я присел на свободную кровать(шконарь,как их здесь называют) и принялся наблюдать и размышлять.
- Здравствуйте! - вдруг раздался голос с соседней шконки - Вы явижу здесь впервые?Cигаретки у вас не найдётся? - вполне представительный мужчина лет сорока,с умными и проницательными глазами обращался ко мне вполне доброжелательно и учтиво. - Вы обращайтесь,если вам тяжело,сегодня пятница и врачи будут только к понедельнику,а до этого мы почти полностью предоставлены сами себе.
-А что,почему вход в палату перегорожен скамейкой - задаю беспокоящий меня вопрос -,ведь все спокойно вроде бы по коридору тусуются?
- Ну друг, -слышу в ответ - здесь палата наблюдательная,режим у тебя 1а,так что свобода максимально ограничена пока.Денька через три режим снимут и перейдёшь в общую палату.Слушай,скоро в туалет будут запускать,сигаретка есть?
достаю убранную под матрас пачку(карманов то нет) и протягиваю ему сигарету.
- Так,белые в туалет! - раздаётся рык изкоридора.
отодвинув скамейку дюжий санитар Володя(как я успел уже узнать) выводит всех способных самостоятельно передвигаться и открывает своим ключом запертую дверь туалета.человек десять рассаживаются на корточках вдоль стен,занимают очередь к трём засыпанным хлоркой унитазам,достают из непонятных мне мест в своих прозрачных одеждах сигареты,окурки и свёрнутые из бычков самокрутки,двое закуривают от зажжёной санитаром спички и дают прикурить другим.
так вот и начинается моё знакомство с миром грёз и фантазий,миром где мои устоявшиеся взгляды на собственную персону рушатся с каждой секундой,миром,где пока вижу лишь равнодушие,местом,где яхотел найти приключения,а вижу пока лишь пустоту...
в палате у нас хоть и не очень спокойно(на бредовых фантазиях и бреде действительно больных не буду останавливаться,описывая трагедии на потеху любопытствующих),но всёже нашлись и для меня вполне интересные ссобеседники.
самым интересным собеседником для меня оказался профессор(настоящий)филологических наук Георгий Викторович,который и.познакомил меня с историей вопроса.
Сегодня Григорий Викторович играет в нарды с мальчиком Мишей. Мише шестнадцать, в десять он, понюхав клея, решил собрать зелёненьких тараканов, бегающих под лошадкой. Лошадка ударила его копытом в лоб и с тех пор ему всегда будет десять. Мама Миши – чахлая алкоголичка, каждый раз привозит ему большую разноцветную книжку и блок сигарет «Альянс». Мишу часто бьют, потому что он ворует у остальных пациентов все запрещённые предметы, а о тех, что своровать не удаётся, докладывает старшей медсестре. Заикаясь, он пытается сказать Григорию Викторовичу, что тот жульничает, потом подпирает голову рукой, кладёт её на шею и начинает тихонько себя душить. Он всегда так делает, когда не может выговорить какое-нибудь слово... По легенде Миша – мазохист...
История же вопроса в изложении Георгия Викторовича выглядит примерно так:
Когда деревья были большими, в этой стране существовали специальные дома отдыха для людей с нестандартной душевной ориентацией. Такие нехорошие дядьки и тётьки верили в бога, слушали развратную иностранную музыку и не верили в коммунизм или царя-батуюшку. Конечно! Таким людям нужно было отдохнуть от действительности, скушать пару таблеточек и просто расслабиться.
В то время как во всем цивилизованном мире они обитали в уютненьких Бедламах.
Хотя иногда можно было и совсем расслабиться, до полного овощного состояния. Достигалось такое достаточно быстро - за каких-нибудь пару недель непрерывного интенсивного курса сульфазина. А разговоры про депрессивную триаду, апато-абулический синдром и раннее слабоумие, как исход шизофрении в «донейролептическую эпоху», - это конечно происки врачей. Ведь очевидно же, что любая простуда сама пройдет за неделю. И температуру, головную боль и сопли, и прочие симптомы, включая менингиальные, вызовет прием антигриппина или другого крепленого яда из рук медиков..
В психбольницу при Советах клали либо людей с реальными психическими отклонениями (их во все времена хватало), либо алконавтов-суицидников-маразматиков. Изредка от простых совьетских граждан принудительно изолировали всяких несогласных с официальным курсом партии и правительства, неправильных художников, поэтов (было, было!) и других высокодуховных интересных личностей, дабы те не смущали быдло и не плодили новых сумасшедших. Был даже изобретён специальный диагноз - «вялотекущая шизофрения». Причем изобретен он был, как ни странно, за пятьдесят лет до, немцем в Германии и существует до сих пор под именем «шизотипическое расстройство».
К дурке можно было причаститься (да и сейчас можно) например, чтобы не пойти в армию (покоцать-порезать себе вены, заявить о депрессии и после 2-месячного пребывания в психушке получить военный билет с грифом 18А - т. e. психопатия), или не попасть под каток кровавой гебни. Но это было чревато:
Возможными проблемами с дальнейшим трудоустройством;
Формально, непреодолимыми проблемами с получением прав;
Формально, непреодолимыми проблемами с получением разрешения на оружие.
Для этого нужно лишь не симулировать позитивные (продуктивные) черты, а только негативные (дефицитные) (позитивные - глюки и бредовые идеи; негативные - депрессии, вялость, тупизм в голове и пр.), ну и просто придти туда в неопрятном виде. Врач всегда сможет найти заболевание по своему вкусу. В крупных и средних дурках имеется отдельная палата для призывников. Были и совершенно нормальные адекватные люди, в том числе простые работяги, которые уставали от идиотизма творящегося вокруг, лозунгов, починов, демонстраций и тому подобного (а также от жены и домочадцев) и ложились отдохнуть в данный стационар. При обращении в районный психдиспансер врач не интересовался истинными мотивами и не пытался выявить реальный диагноз - главное упаковать поциента, а там разберутся. Расчёты, принятые в таких случаях на Западе (стоимость содержания в больнице) во внимание не принимались. Психов можно кормить чем попало - главное изолировать от общества нездоровый элемент. Также в психушке находили себе пристанище всякие одинокие полубомжи на зиму - телевизор и кормежка.
У людей же, отягощенных скальпелем/стетоскопом, с психбольницами отношения особые. С самых юных лет они должны постичь все прелести общения с душевнобольными, проведя в сием заведении практику по психиатрии. Разумеется, в неопытные руки новоявленных мозговедов тяжелые случаи попасть не должны, и препарировать душу доверяют лишь тем, кто уже либо встал, либо подошел к пути излечения мятущегося духа.
Затем были в палате два парня косильщика.Один огрел когото табуреткой по голове чуть не насмерть, у другого было тоже что то похожее.И теперь если они не смогут доказать свою невменяемость,то их ждут серьёзные неприятности.
Через пару часов после моего прибытия, оба косильщика, не взирая на то, что им пришлось ненадолго выйти из образа, подсели ко мне и начали лихо выпытывать кто я, зачем я тут и чо со мной, кусаюсь или нет и все такое. Поговорив со мной минут двадцать, они потеряли интерес, ибо я в основном размышлял,задавая себе вопрос - а что я здесь собственно делаю, и отстали от меня окончательно. Собственно их интересовали три вещи - будут ли у меня сигареты, могу ли я ими делиться и умею ли я что–то делать. НУ
как в армии и в зоне - ценится тот, кто что–то умеет - истории там рассказывать, рисовать, в общем сделать что–то из ничего.
В отличие от американской дурки - в нашей
- не играет приятная музыка
- не было стакана со злой медсестрой, медсестры свободно шарились по корридору, когда не пили чай в комнате. На глаза им лучше не попадаться лишний раз - можно огрести какую нибудь несложную, но
работу или же нагоняй за то, что например, не спишь или наоборот, что спишь… Бог их разберет - они всегда недовольны.
- все ходили в разномастных, но примерно одинаковой застирраности и потрепанности пижамах. Как и у меня - нормального размера не было ни у кого.
- Отделение было в несколько раз больше, чем в кино и в палатах нету дверей.
- Воняло
- Никаких карт
Человек со страшными глазами из палаты напротив всё время читает детективы. Григорий Викторович сказал, что это юрист. Его нашли в поле – он четыре дня сидел там в своей машине и не мог вспомнить как её завести. Как из неё выбраться он тоже не помнил. По легенде Юрист пострадал от рук криминальных элементов.

Мои иллюзии насчёт полёта над гнездом кукушки развеялись окончательно.Принимая все положенные препараты и находясь в состоянии отрешённости,напоминающем отдалённо полёт,осознал наконец,продираясь сквозь дебри лелеянных всю жизнь амбиций - сам бог,хоть и окольными путями(вот уж действительно - пути господни неисповедимы!) привёл меня сюда.Слава богу мне попались очень хорошие врачи - спасибо им!В материале,выдержаннном больше в ироничном ключе,специально объектом своей иронии выбрал младший медперсонал,а врачи же заслужили мои всяческую благодарность и уважение.Многие в своём деле являются,не побоюсь этого слова,подвижниками.Ведь на крохотную зарплату и невзирая на общественную предубеждённость,они пытаются разобраться в очень непростых движениях и устремлениях человеческих душ.И нам даже представить трудно,насколько это тяжело - изо дня в день,из года в год,видеть весь ужас и безысходность человеческого безумия.И делают всё для того,чтобы облегчить жизнь и найти хоть какие то решения именно они,а не поливающие их грязью так называемые правозащитники.

Что же ещё мне хотелось бы сказать тебе в заключение,дорогой читатель?
В первую очередь не отчаиваться,если затянувшаяся депрессия или,наоборот,неуёмная энергия заставляющая влезать во всяческие неприятности мешают жить - не обязательно же прямо как я идти прямо к психиатру,в этой системе работают множество замечательных психотерапевтов и психологов.В отличие от тысяч подобных частнопрактикующих специалистов здесь помощь вам могут оказать совершенно бесплатно.В системе стационаров существуют(и довольно неплохо функционируют) несколько психотерапевтических и социально-реабилитационных отделений,где готовы оказать помощь.
Если же беда уже коснулась вас и ли ваших близких то помните - надежда всегда есть,главное не опускать руки!Современная медицина предлагает множество препаратов и методов лечения,
способные устранить химический дисбаланс в организме,который по последним данным и является причиной множества психических болезней.
Так же хотелось бы обратиться к общественности - давайте не будем забывать о тысячах людей,в силу своего заболевания не могущих жить полноценной жизнью.Необходимо,на мой взгляд,серьёзнее отнестись к этой проблеме.Существующие рабочие места, специально адаптированные для таких людей,не могут в полной мере покрыть существующие потребности и нуждающиеся в них подолгу стоят на бирже труда,прежде чем специалисты по работе с инвалидами подыщут хоть что то.
Ещё хотелось бы обратиться с призывом - каждый может оказать помощь!Если вы соберёте дома ненужные вам уже книги,диски с музыкой и фильмами,развивающие игры и отвезёте их в ближайшую психиатрическую больницу,то вы сможете доставить нечаянную радость десяткам и сотням обездоленных,лишённых элементарных человеческих радостей.
Давайте творить добро вместе!
Всем желаю здоровья, удачи и внимания близких,которое часто не замечаем в водовороте обыденности,но которое так наполняет нашу жизнь!